Героя этой американской картины зовут Трумен Бёрбэнк. У наших зрителей могут возникнуть ассоциации, пожалуй, только с Гарри Труменом, президентом США, вошедшим в историю из-за того, что именно он отдал приказ об атомной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки. Однако для американцев, которые, кстати, с небывалым энтузиазмом откликнулись на ленту Питера Уира с участием популярного актёра Джима Кэрри, есть две подсказки, позволяющие сразу почувствовать скрытую иронию повествования. Truman — звучит почти так же, как True Man, то есть «настоящий человек», а фамилия Бёрбэнк вообще является кинематографической, поскольку именно в Бёрбэнке находятся несколько голливудских киностудий. Таким образом, в имени и фамилии главного персонажа уже заложен парадокс, который становится определяющим и для всего фильма «Шоу Трумена» — настоящее соседствует с киношным, подлинность сочетается с выдуманностью.
Страховой агент Трумен Бербэнк, живущий как будто в кукольном городке Сихейвен вот уже 30 лет, буквально с момента своего рождения, находится под пристальным вниманием телекамер, более того, является, вовсе не догадываясь об этом, истинной звездой сериала под названием «Шоу Трумена», который транслируется «в прямом эфире без купюр 24 часа в сутки, 7 дней в неделю для телезрителей всей Земли» (из рекламного слогана, звучащего в картине). И всё-таки легкомысленный и беспечный Трумен начинает подмечать какие-то странные мелочи и подозрительные нестыковки, что косвенно подтверждает те вроде бы безумные фразы, которые однажды произнесла на берегу моря его несостоявшаяся возлюбленная Лорин (на самом деле — актриса Сильвия Гарленд: вот и ещё один кинематографический намёк!): «Всё это — ложь, а мы только играем свои роли».
То есть, вслед за Шекспиром, герой «Шоу Трумена», обнаружив, в конце концов, что вся реальность вокруг него действительно сочинена, мог бы повторить: «Весь мир — театр, а люди в нём — актёры». Ну, а в применении к собственной истории Трумена Бёрбэнка, которая развивалась по законам успешной «мыльной оперы», это прозвучало бы так: «Весь мир — как шоу, а люди — лишь марионетки». Некий до поры до времени невидимый кукловод, телемагнат Кристоф, тоже играющий особую роль — чуть ли не самого Создателя (или, если продолжить шекспировские аллюзии, Просперо из «Бури»), управляет всем нереальным миром, который помещён в большой павильон недалеко от Голливуда — пока «необунтарь» Бёрбэнк не вздумает открыть «новые горизонты» и не наткнётся на нарисованное небо. И тогда он сбежит из этого «рая на Земле», не желая слушать увещеваний своего Телеотца и положив тем самым конец телешоу собственного имени. На том кончается и фильм «Шоу Трумена».
Перед его выходом в кинопрокат США у журналистов и критиков были некоторые сомнения, что вторая попытка Джима Кэрри, самого удачливого комика середины 90-х годов, сменить на время своё амплуа и предстать в более чёрно-юмористическом, трагикомическом качестве, окажется столь же кисло принятой, как и лента «Кабельщик» за два года до того. Между прочим, там Кэрри сыграл одержимого телемастера, подключающего клиентов к кабельному телевидению. Он ещё с детства, что называется, помешался на сериалах, подсел на эту «телеиглу» и стал путать реальность с выдуманной действительностью. Однако американская публика, видимо, постепенно свыклась с новой манией своего кумира, который пожелал не только хохмить и строить рожи, изображая очередного «тупого и ещё тупее», но и ненароком заставлять сограждан задумываться над житьём-бытьём, задавать себе проклятые «гамлетовские вопросы», например: «Чтó он Гекубе, чтó ему Гекуба?».
Кстати, Джим Кэрри проделал почти ту же эволюцию от эксцентрика до очень старающегося драматического актёра, как и Том Хэнкс. И Трумен Бёрбэнк мог бы стать столь же нарицательным персонажем, подобно Форресту Гампу. А по предварительным оскаровским раскладам Кэрри даже светила перспектива попасть в номинацию «Оскара» по итогам 1998 года — забавно, что это опять удалось Тому Хэнксу (на этот раз за почти трагическую роль в «Спасении рядового Райана» Стивена Спилберга). Совпадений несть числа — ведь именно Спилберга уговаривали поставить «Шоу Трумена», а в результате режиссёром стал умный и деликатный по манере австралийский мастер кино Питер Уир, который уже 15 лет без особого усердия (в отличие от многих соотечественников, тоже импортированных в Голливуд) пытался вписаться в калифорнийскую «фабрику грёз».
Уир не прельстился ни язвительной сатирой, ни ещё недавно модным «постмодернистским пастишем», ни лукавым заигрыванием с мифами и маниями по-голливудски. Он сделал поистине интеллигентное, тонко выдержанное по стилю и ненавязчивое произведение, которое каждый волен понимать и трактовать по-своему: от примитивно-обывательской насмешки зрителей над приевшимися «мыльными операми» до тотально-философских раздумий о том, что все мы заняты в некоем всемирном, вселенском шоу, устроенном Создателем с целью, ведомой ему одному.
На такой подход к зрелищному «Шоу Трумена», оказавшемуся в прокате США среди картин выпуска 1998 года на вполне почётном 12-м месте, побуждает хотя бы «Пикник у Висячей скалы» (1975), один из самых загадочных фильмов в истории мирового кино, к появлению которого причастен как раз Питер Уир. Спустя 23 года он снял своего рода «Пикник у Морской гавани» (любопытно, что вымышленный городок Сихейвен отнюдь не строили в павильоне, а запечатлели в подлинном флоридском местечке Сисайд). Реальность подчас призрачнее самой богатой фантазии.
